Важнейшим из искусств для нас является окклюменция
Дежурный - Норлин Илонвэ :
во-первых, автор заявки, на которую этот текст (Нэрданель и Феанаро. Последний разговор перед расставанием. А+)
во-вторых, автор одного из исполнений, после которого я уже было отказалась от намерения выкладывать свое (уже обдуманное, но не записанное к тому моменту)
в-третьих, коллега по ОТП - мы как-то его обсуждали, и в результате я все-таки решила, что свой фик на эту заявку напишу.
читать дальшеБлизнецы родились медноволосыми. Нерданель дала обоим имя Амбарусса, – ибо они были очень похожи друг на друга, и оставались похожими всю свою жизнь. Когда Феанор попросил, чтобы их имена впоследствии различались, Нерданель холодно взглянула на него и, помолчав, сказала: 'Тогда пусть один зовется [Амбарто >] Умбарто, но который – покажет время'. Феанор был встревожен таким зловещим именем ('Обреченный' ) и изменил его на Амбарто – или, в некоторых вариантах, думал, что Нерданель сказала Амбарто, использовав тот же элемент, что и в имени Амбарусса.(от. amba + квенийское arta, ’высокий, возвышенный' ). Но Нерданель произнесла в ответ: 'Умбарто сказала я. Поступай, как желаешь. Это ничего не изменит'.Позже, по мере того, как Феанор становился все более лют и неистов, и восстал против Валар, Нерданель, после многих попыток изменить его нрав, отдалилась от него. (Ее род был предан Ауле, который посоветовал ее отцу не принимать участия в мятеже: 'В конечном счете это приведет и Феанора и всех твоих детей к смерти' ). Она удалилась в дом своего отца, и когда стало ясно, что Феанор и его сыновья покинут Валинор навеки, она явилась к нему, до того как войско начало свой путь на север, и просила Феанора оставить ей двух младших, близнецов, или хотя бы одного из них. И он ответил: 'Будь ты настоящей женой, какой была до того, как Ауле заморочил тебя, ты сохранила бы всех, ибо пошла бы с нами. Оставив меня, оставила ты и всех детей своих, ибо полны они решимости следовать за отцом'. Тогда Нерданель охватил гнев и она сказала: 'Не сохранить тебе всех. Хотя бы один из них никогда не ступит на Срединные Земли'. 'Оставь свои зловещие слова для Валар – они будут рады им, – ответил Феанор, – я же пренебрегу ими'. Так они расстались. ("Шибболет Феанора" )
1130 словЕсть знание, которое может сломать даже самую сильную волю. Но есть воля, которая способна преградить путь знанию - и Нерданель не хотела знать судьбу своих сыновей. Ведь сама она была замужем за сыном Мириэль, которая, видимо, заглянула слишком глубоко и не смогла вернуться. Нерданель не собиралась повторять эту ошибку. Ведь если от судьбы не уйти, то, по крайней мере, можно отказаться быть ее проводником.
…Первый их сын будет обладать завидным телосложением, второй - прекрасным голосом, третий - отменной реакцией, четвертый будет похож на отца, а пятый – на мать, а близнецы будут рыжими – вот и все, а больше ничего и знать не надо.
Но однажды другая воля потребовала знания – и она неожиданно для себя поддалась, ведь тот день казался таким безмятежным, а руки Феанаро – такими надежными, а его голос, который она слушала в полудреме – таким веселым: "Два одинаковых имени? Это даже для тебя слишком эксцентрично, чудо ты мое - ну посмотри же внимательнее - чем они отличаются?" Так легко было забыть обо всем, улыбнуться и скользнуть...
...во тьму, холод и свирепый огонь, и что-то еще – безумное и чуждое. Она молча рвалась обратно к свету и воздуху, но оно не отпускало и требовало имени. И в конце концов она сдалась неизбежному и прошептала страшное слово из древней песни про тех, кто так и не дошел в благословенный край…
Она снова была дома, рядом с мужем, в Амане. Но с этого момента все стало иначе. Может, Феанаро и верил, что изменив букву, можно изменить судьбу. Она же сама не обманывалась. Она просто продолжала жить, зная, что в темном подвале ее сознания заперто чудовище Умбарто. Мир ее не рухнул: немного самодисциплины и осторожности – и с этим можно было жить. Но уже не так, как раньше, когда ссоры с мужем вели к примирению и к еще большей близости. Теперь же от некоторых слов и поступков Феанаро чудовище в подвале просыпалось, а во время ссор - кричало и рвалось с цепи. И получилось, что безопаснее стало уйти. Нет, не в Лориэн, и тем более не в Мандос, просто с каждым днем она все больше отдалялась от тех, кого любила. Так было легче держать знание взаперти.
И только в ночь Исхода – в конце той бесконечной ночи перед Исходом – она вдруг поняла, что ей остались считанные часы на то, чтобы попытаться что-то изменить. Она знала, что ничего изменить нельзя, но это не отменяло того, что остались считанные часы. И она, как во сне, побежала по темным улицам Тириона к своему бывшему дому.
Но оказавшись перед мужем, она с отчаянием поняла, что не знает, что сказать ему. Она не умела просить и не переносила намеки. Оставалось только требовать, с трудом проталкивая слова через болезненный комок в горле. Сама идея разлучить близнецов была настолько искаженной, что Феанаро мог бы догадаться, мог понять…
Он предпочел не понимать. Его ответные слова были злы и несправедливы, но, главное, стало ясно: он все еще надеялся, что она уйдет с ним в Эндорэ…
И, слушая мужа, она действительно вдруг услышала сердцем зов тех земель, которых не видела никогда. Сам северный ветер говорил голосом Феанаро, северный ветер обещал избавить ее от отчаяния и слабости, укрепить ее дух, вести ее, как вел его самого. Да – уйти с ними в неведомое, принять новое имя и новую судьбу, стать женой, достойной своего великого мужа, матерью, достойной своих сыновей - и любоваться ими, самыми прекрасными ее творениями…
Но чудовище Умбарто тоже услышало запах северного ветра и шум северного моря – и закричало от боли. Как он смеет манить ее красивыми видениями? Как он может быть таким слепым?! Страдающее чудовище сорвалось с цепи – и Нерданель заговорила его голосом.
Так знание стало проклятием. Но если и была на свете воля сильнее любых проклятий – это была воля ее мужа.
Он верил в это, потому что был безумен.
- Оставь свои зловещие слова для Валар - они будут рады им, - сказал он с ожесточением.
***
...И снова Нерданель бежала по темным улицам Тириона, на этот раз в дом короля. Индис недавно вернулась туда: странно, но как же кстати.
Двери распахнулись сразу же после стука, как будто ее ждали. Открыла сама Индис.
- Здравствуй, - сказала она сердечно. - Заходи. Я провожу тебя наверх, в зал.
- Индис, - произнесла озадаченная Нерданель, откидывая капюшон.
- Ох, Нер! Это ты, наконец-то! - и сразу же после коротких объятий: - Можешь принести сюда ящик свечек из верхней кладовой? Извини, что прошу - мы тут все с ног сбились...
- Могу, - сказала Нерданель, по-прежнему ничего не понимая.
- В городе масла для ламп не найти. А запас свечек у нас еще с прошлого праздника остался... У меня сейчас много гостей. Я потом все расскажу.
Возвращаясь из кладовой, Нерданель решила пойти через коридор к парадной лестнице. Дверь в большой зал оказалась открыта. Нерданель заглянула внутрь и застыла в удивлении. В огромном темном зале были женщины - много женщин, и у каждой в руках маленький огонек. Это было чем-то похоже на праздник Элберет, но женщины не пели. Гулкое пространство полнилось лишь шепотами, вздохами и всхлипами. Нерданель на цыпочках отошла от двери и пошла вниз.
- Что за собрание у тебя, Индис?
- Так получилось, что они приходят сейчас сюда – матери и жены…
- Зачем?
- Думаю, за тем же, что и ты, - улыбнулась Индис грустно. - Рассказать о том, что тебе самой открылось, и выслушать других, так ведь?
- Я... Пришла выслушать. Я очень мало знаю…
- Ты не одна такая. Никто из нас не хотел знать. Но иногда это не зависит от нас, правда? А теперь вот делимся друг с другом теми крохами, что успели увидеть...
Нерданель чувствовала, как наполняется горечью воздух, которым она дышала. Она думала о тех, кто сидел сейчас в темном зале со свечками. О чудовищах в их подвалах. Об Индис: они были подругами, но никогда не говорили о том, почему перестали жить с семьями… Ей стало по-настоящему страшно. Сколько же их – жен и матерей, которые стали сосудами для проклятия, и что это за проклятие такое, которое заполнило все эти сосуды и требовало еще и еще?
- Мириэль знала больше всех нас, - сказала она глухо. - И она в Мандосе.
- Мириэль не могла знать всего, - откликнулась Индис тихо, но твердо.
"Не стоит обманывать себя ", - хотела сказать Нерданель, и вдруг поняла: это она себя обманывает. Она сама надеялась, несмотря ни на что. Иначе не в двери дома Индис стучалась бы, а в Чертоги Мандоса - бесплотной тенью - вызнавать у Мириэль последнюю правду.
Или, может, пошла бы за северным ветром в смертные земли: чтобы быть женой, достойной тебя, Феанаро, и матерью, достойной вас, мои дети, и любоваться вами, самыми прекрасными моими творениями, и хоронить вас одного за другим, и не плакать, и быть гордой, и ни на что не надеяться….
Нет, Феанаро, думала Нерданель, глотая комок, подступивший к горлу. Я не могу оставить надежду. Я останусь в Амане и буду ждать вас здесь…
В дверь постучали. Индис пошла открывать, а Нерданель зажгла еще одну маленькую свечку.
во-первых, автор заявки, на которую этот текст (Нэрданель и Феанаро. Последний разговор перед расставанием. А+)
во-вторых, автор одного из исполнений, после которого я уже было отказалась от намерения выкладывать свое (уже обдуманное, но не записанное к тому моменту)
в-третьих, коллега по ОТП - мы как-то его обсуждали, и в результате я все-таки решила, что свой фик на эту заявку напишу.
читать дальшеБлизнецы родились медноволосыми. Нерданель дала обоим имя Амбарусса, – ибо они были очень похожи друг на друга, и оставались похожими всю свою жизнь. Когда Феанор попросил, чтобы их имена впоследствии различались, Нерданель холодно взглянула на него и, помолчав, сказала: 'Тогда пусть один зовется [Амбарто >] Умбарто, но который – покажет время'. Феанор был встревожен таким зловещим именем ('Обреченный' ) и изменил его на Амбарто – или, в некоторых вариантах, думал, что Нерданель сказала Амбарто, использовав тот же элемент, что и в имени Амбарусса.(от. amba + квенийское arta, ’высокий, возвышенный' ). Но Нерданель произнесла в ответ: 'Умбарто сказала я. Поступай, как желаешь. Это ничего не изменит'.Позже, по мере того, как Феанор становился все более лют и неистов, и восстал против Валар, Нерданель, после многих попыток изменить его нрав, отдалилась от него. (Ее род был предан Ауле, который посоветовал ее отцу не принимать участия в мятеже: 'В конечном счете это приведет и Феанора и всех твоих детей к смерти' ). Она удалилась в дом своего отца, и когда стало ясно, что Феанор и его сыновья покинут Валинор навеки, она явилась к нему, до того как войско начало свой путь на север, и просила Феанора оставить ей двух младших, близнецов, или хотя бы одного из них. И он ответил: 'Будь ты настоящей женой, какой была до того, как Ауле заморочил тебя, ты сохранила бы всех, ибо пошла бы с нами. Оставив меня, оставила ты и всех детей своих, ибо полны они решимости следовать за отцом'. Тогда Нерданель охватил гнев и она сказала: 'Не сохранить тебе всех. Хотя бы один из них никогда не ступит на Срединные Земли'. 'Оставь свои зловещие слова для Валар – они будут рады им, – ответил Феанор, – я же пренебрегу ими'. Так они расстались. ("Шибболет Феанора" )
1130 словЕсть знание, которое может сломать даже самую сильную волю. Но есть воля, которая способна преградить путь знанию - и Нерданель не хотела знать судьбу своих сыновей. Ведь сама она была замужем за сыном Мириэль, которая, видимо, заглянула слишком глубоко и не смогла вернуться. Нерданель не собиралась повторять эту ошибку. Ведь если от судьбы не уйти, то, по крайней мере, можно отказаться быть ее проводником.
…Первый их сын будет обладать завидным телосложением, второй - прекрасным голосом, третий - отменной реакцией, четвертый будет похож на отца, а пятый – на мать, а близнецы будут рыжими – вот и все, а больше ничего и знать не надо.
Но однажды другая воля потребовала знания – и она неожиданно для себя поддалась, ведь тот день казался таким безмятежным, а руки Феанаро – такими надежными, а его голос, который она слушала в полудреме – таким веселым: "Два одинаковых имени? Это даже для тебя слишком эксцентрично, чудо ты мое - ну посмотри же внимательнее - чем они отличаются?" Так легко было забыть обо всем, улыбнуться и скользнуть...
...во тьму, холод и свирепый огонь, и что-то еще – безумное и чуждое. Она молча рвалась обратно к свету и воздуху, но оно не отпускало и требовало имени. И в конце концов она сдалась неизбежному и прошептала страшное слово из древней песни про тех, кто так и не дошел в благословенный край…
Она снова была дома, рядом с мужем, в Амане. Но с этого момента все стало иначе. Может, Феанаро и верил, что изменив букву, можно изменить судьбу. Она же сама не обманывалась. Она просто продолжала жить, зная, что в темном подвале ее сознания заперто чудовище Умбарто. Мир ее не рухнул: немного самодисциплины и осторожности – и с этим можно было жить. Но уже не так, как раньше, когда ссоры с мужем вели к примирению и к еще большей близости. Теперь же от некоторых слов и поступков Феанаро чудовище в подвале просыпалось, а во время ссор - кричало и рвалось с цепи. И получилось, что безопаснее стало уйти. Нет, не в Лориэн, и тем более не в Мандос, просто с каждым днем она все больше отдалялась от тех, кого любила. Так было легче держать знание взаперти.
И только в ночь Исхода – в конце той бесконечной ночи перед Исходом – она вдруг поняла, что ей остались считанные часы на то, чтобы попытаться что-то изменить. Она знала, что ничего изменить нельзя, но это не отменяло того, что остались считанные часы. И она, как во сне, побежала по темным улицам Тириона к своему бывшему дому.
Но оказавшись перед мужем, она с отчаянием поняла, что не знает, что сказать ему. Она не умела просить и не переносила намеки. Оставалось только требовать, с трудом проталкивая слова через болезненный комок в горле. Сама идея разлучить близнецов была настолько искаженной, что Феанаро мог бы догадаться, мог понять…
Он предпочел не понимать. Его ответные слова были злы и несправедливы, но, главное, стало ясно: он все еще надеялся, что она уйдет с ним в Эндорэ…
И, слушая мужа, она действительно вдруг услышала сердцем зов тех земель, которых не видела никогда. Сам северный ветер говорил голосом Феанаро, северный ветер обещал избавить ее от отчаяния и слабости, укрепить ее дух, вести ее, как вел его самого. Да – уйти с ними в неведомое, принять новое имя и новую судьбу, стать женой, достойной своего великого мужа, матерью, достойной своих сыновей - и любоваться ими, самыми прекрасными ее творениями…
Но чудовище Умбарто тоже услышало запах северного ветра и шум северного моря – и закричало от боли. Как он смеет манить ее красивыми видениями? Как он может быть таким слепым?! Страдающее чудовище сорвалось с цепи – и Нерданель заговорила его голосом.
Так знание стало проклятием. Но если и была на свете воля сильнее любых проклятий – это была воля ее мужа.
Он верил в это, потому что был безумен.
- Оставь свои зловещие слова для Валар - они будут рады им, - сказал он с ожесточением.
***
...И снова Нерданель бежала по темным улицам Тириона, на этот раз в дом короля. Индис недавно вернулась туда: странно, но как же кстати.
Двери распахнулись сразу же после стука, как будто ее ждали. Открыла сама Индис.
- Здравствуй, - сказала она сердечно. - Заходи. Я провожу тебя наверх, в зал.
- Индис, - произнесла озадаченная Нерданель, откидывая капюшон.
- Ох, Нер! Это ты, наконец-то! - и сразу же после коротких объятий: - Можешь принести сюда ящик свечек из верхней кладовой? Извини, что прошу - мы тут все с ног сбились...
- Могу, - сказала Нерданель, по-прежнему ничего не понимая.
- В городе масла для ламп не найти. А запас свечек у нас еще с прошлого праздника остался... У меня сейчас много гостей. Я потом все расскажу.
Возвращаясь из кладовой, Нерданель решила пойти через коридор к парадной лестнице. Дверь в большой зал оказалась открыта. Нерданель заглянула внутрь и застыла в удивлении. В огромном темном зале были женщины - много женщин, и у каждой в руках маленький огонек. Это было чем-то похоже на праздник Элберет, но женщины не пели. Гулкое пространство полнилось лишь шепотами, вздохами и всхлипами. Нерданель на цыпочках отошла от двери и пошла вниз.
- Что за собрание у тебя, Индис?
- Так получилось, что они приходят сейчас сюда – матери и жены…
- Зачем?
- Думаю, за тем же, что и ты, - улыбнулась Индис грустно. - Рассказать о том, что тебе самой открылось, и выслушать других, так ведь?
- Я... Пришла выслушать. Я очень мало знаю…
- Ты не одна такая. Никто из нас не хотел знать. Но иногда это не зависит от нас, правда? А теперь вот делимся друг с другом теми крохами, что успели увидеть...
Нерданель чувствовала, как наполняется горечью воздух, которым она дышала. Она думала о тех, кто сидел сейчас в темном зале со свечками. О чудовищах в их подвалах. Об Индис: они были подругами, но никогда не говорили о том, почему перестали жить с семьями… Ей стало по-настоящему страшно. Сколько же их – жен и матерей, которые стали сосудами для проклятия, и что это за проклятие такое, которое заполнило все эти сосуды и требовало еще и еще?
- Мириэль знала больше всех нас, - сказала она глухо. - И она в Мандосе.
- Мириэль не могла знать всего, - откликнулась Индис тихо, но твердо.
"Не стоит обманывать себя ", - хотела сказать Нерданель, и вдруг поняла: это она себя обманывает. Она сама надеялась, несмотря ни на что. Иначе не в двери дома Индис стучалась бы, а в Чертоги Мандоса - бесплотной тенью - вызнавать у Мириэль последнюю правду.
Или, может, пошла бы за северным ветром в смертные земли: чтобы быть женой, достойной тебя, Феанаро, и матерью, достойной вас, мои дети, и любоваться вами, самыми прекрасными моими творениями, и хоронить вас одного за другим, и не плакать, и быть гордой, и ни на что не надеяться….
Нет, Феанаро, думала Нерданель, глотая комок, подступивший к горлу. Я не могу оставить надежду. Я останусь в Амане и буду ждать вас здесь…
В дверь постучали. Индис пошла открывать, а Нерданель зажгла еще одну маленькую свечку.
@темы: Вытрезвитель
. Заодно и разберемся, как в таких случаях действовать, чтобы никому не было обидно.